рассказ, для младшего и среднего школьного возраста
Однажды в городе Чернигов после встречи с читателями к Валерия Медведева пригласил в гости пожилой фотолюбитель. За чаем он рассказал писателю удивительную историю, которая после превратилась в рассказ. Эта история о маленьком разведчике, вставшем на пути фашистских войск с птичьей клеткой, в дно которой был спрятан фотоаппарат. Мальчик ходил по приграничному городу, принявшему первые удары войны, добывая разведывательную информацию. Ничто не известно о юном герое: ни имя, ни как выглядел. Осталось лишь то, что он снял на плёнку и спрятал в пакете с надписью: «Проявить после войны»…
Посмотреть отзывы о книге Купить книгу…Я спустился по полусгнившей лестнице вниз. Судя по всему, здесь кто-то занимался фотографией и, кажется, очень давно. Посередине стоял покосившийся столик, над ним на ржавом проводе висел фонарь с красным стеклом. На столе лежали лотки для проявления и закрепления снимков, покрытые слоем бог знает чего. Пакеты из-под пластинок и бумаги, но не наши, а немецкие. От стены до стены были натянуты проволочные растяжки, на которых, вероятно, сушились фотокарточки. Ещё на полу лежало множество бельевых прищепок, которыми, скорей всего, прикреплялись к проволоке мокрые снимки. В углу ютилась вот эта самая заржавленная поломанная клетка для канарейки с выломанной дверцей и вся покорёженная. В другом углу подпола притулился маленький неказистый шкафчик. Раскрыв его дверцы со скрипом, я внутри обнаружил пачку вот этих самых чёрных фотографических пакетов с надписями, уже расплывшимися от времени. Пакеты были частью пусты. В других были карточки, требующие тщательного восстановления. На полу валялся изношенный, детского размера, ботинок, на полусгнившем топчане — истлевшая мальчиковая курточка и маленькая кепка с оторванным козырьком. Под топчаном — ржавые ножницы, битое стекло, немецкие пакеты из под проявителя и закрепителя. «Значит, — подумал я, — фотографией занимался не взро лый человек, а мальчишка… судя по размерам кепки, курточки и ботинка — лет одиннадцати-двенадцати… Вот так открытие!..» Собрав надписанные пакеты, повреждённые сыростью фотографии и сложив их в объёмистую сумку, прихватив с собой клетку для канарейки, я со всей этой добычей вернулся в номер гостиницы и до поздней ночи разбирался во всём, что мне удалось вынести из подвала. Мне было ясно, что я напал на след какой-то замаскированной фотолаборатории. Роясь в фотобумаге, конвертах, я пытался найти фамилию хозяина либо имя, но безрезультатно…
…Карандин замолчал и приложил руку к сердцу. Я молча думал. Того, что рассказал Борис Борисович, было вполне достаточно, чтобы сейчас же сесть за стол и начать писать. Сюжет возникал как бы сам собой… Вот, скажем, мать и сын, совсем мальчонка, в первые же часы войны оказались оторванными друг от друга, разделённые войной. Я представил переживания матери, тем более что мне это было не трудно: моя мама летом сорок первого года, а точнее, в июне сорок первого послала моего младшего брата Володю на Украину к тёте погостить в город Валки, километров, кажется, в сорока или пятидесяти от Харькова. Не знаю, какого числа это случилось, только тётя нашла его на огороде убитым взрывной волной от немецкой бомбы… Мама не вспоминала об этом, но иногда я заставал её молча плачущей. Она никогда не напоминала об этом ни себе, ни мне, но я знал, что мама до конца жизни не могла простить себе, что она послала сына на смерть… Ах! Кто мог знать?.. Я думал одновременно о погибшем брате и о мальчике, вставшем на пути гитлеровской военной машины с маленьким и мирным фотоаппаратом… Я думал о его маме, которая, вероятно, из Крыма добралась до нашей отступающей армии и шла вместе с ней, отступая, навстречу, шла навстречу своему сыну. Вероятно, она, так же как и моя мама, корила себя за то, что оставила его одного, но кто мог знать?! Кто мог знать, что так всё случится?..
Молчание прервал Карандин:
— Ну что? Будете писать рассказ?
—Уже пишу, — ответил я.